Пять ошибок рыночных реформ в россии

Шоковая терапия в экономике: примеры и последствия

Проще говоря, когда экономика рушится, нужно её оживить. Полумеры не сработают: требуются кардинальные изменения. Они помогут, но на какое-то время больно ударят по большей части граждан страны. Отсюда и название, позаимствованное из медицины — шоковая терапия.

Пример шоковой терапии в России

Примером (хотя и не классическим) шоковой терапии называют экономические реформы в России в 1992 году, которые проводило правительство во главе Егором Гайдаром. Возможно, вы помните (или вам рассказывали родители), когда сначала были пустые полки, а потом заоблачные цены, которые росли как на дрожжах каждый день? Это были последствия одной из шоковых реформ — либерализации цен.

В 1992-1993 годах правительство РФ под влиянием МВФ и американского экономиста Джеффри Сакса предприняло целый ряд мер, чтобы перейти от плановой к рыночной экономике. Среди них были:

  • Либерализация цен
  • Конвертация рубля
  • Приватизация предприятий

Последствия шоковой терапии в России

После либерализации цен магазины действительно наполнились товарами за короткое время. Но цены к концу 1992 года выросли в 26 раз, а зарплата за ними не поспевала. Росло число бедных: к 1995 году таких, по заявлениям Всемирного банка, было почти 46% от общей численности населения РФ.

Одной из причин гиперинфляции называют политическое противостояние президента и его сторонников в Белом доме с другой частью правительства и Верховным Советом. Власти постоянно и бесконтрольно печатали деньги, что обесценивало российскую валюту. Масла в огонь подливал приток рублей из бывших союзных республик.

Пример употребления на Секрете

До начала гайдаровских реформ цены на все товары были фиксируемыми, спрос на них превышал предложение. В январе 1992-го вышел указ о либерализации цен. К концу года инфляция составила 2600%, цены на большинство товаров выросли в несколько сотен раз. Этот период вошёл в историю под названием шоковая терапия. Инфляция вернулась к двузначным показателям лишь в 1998 году (составила в тот год 83%).

(Из материала про 1992 год.)

Кто придумал шоковую терапию

Одним из основателей и главных идеологов теории шоковой терапии был американский экономист Джеффри Сакс. Его вдохновил опыт послевоенной Германии конца 1940-х годов, когда государство в сжатые сроки упразднило ценовой контроль и господдержку предприятий. Эти реформы дали эффект стартового толчка экономике, в результате чего случилось немецкое экономическое чудо — из авторитарного государства ФРГ превратилась в страну с развивающейся рыночной экономикой.

В начале 1990 годов Сакс консультировал страны Восточной Европы, бывшего СССР и Латинской Америки по поводу введения шоковой терапии. Некоторым их них удалось достичь экономического развития, а с другими экономического чуда не случилось, зато был ряд отрицательных последствий — гиперинфляция, рост безработицы, спад производства.

Шоковая терапия в Польше

Другое название — План Бальцеровича (по фамилии автора плана реформ, экономиста Лешека Бальцеровича). Проводилась в 1989–1992 годах и началась с десятка новых законов, фактически стиравших плановую экономику.

Перед реформами инфляция достигала почти 640%, а в магазинах отсутствовали даже основные продукты. В результате шоковой терапии повысили розничные цены, сократили бюджетные дотации, ввели пособия по безработице и ограничили рост зарплат (для предотвращения гиперинфляции), разрешили иностранные инвестиции. ЦБ запретили бесконтрольно печатать деньги, в результате чего снизилась инфляция (в 1993 году она упала до 37%, а в 1999-м — до 7,15%). Уровень производства вырос, но в первые годы росла и безработица. Для стабилизации экономики МВФ предоставил Польше займ в $1 млрд 720 млн, а Всемирный банк дал кредиты на модернизацию экспортно-ориентированных предприятий.

Изменения дались тяжело: по стране прокатились волны митингов, после которых Бальцерович ушёл с поста министра финансов. Но в конечном итоге Польша сумела достичь развития и вступить в Европейский союз в 2004 году.

Шоковая терапия в Израиле

Реформы проходили в 1985–1989 годах и преследовали две основные цели: сокращение дефицита бюджета и снижение инфляции. Израиль, в отличие от многих стран, проводивших шоковую терапию, не менял тип экономической системы.

Основные изменения

  • Нефинансовой бюджет и расходы контролировали строго
  • Бюджет для обороны сократили
  • Увеличили налоги и снизили субсидии

Ближайших целей удалось достичь за полгода — годовой уровень инфляции составил 20% (а в первой половине 1985 года она составляла 500%), снизился дефицит бюджета. Однако главная стратегическая задача — увеличение темпов экономического роста — осталась не решенной.

Мнения о шоковой терапии в России

Один из соратников Гайдара, министр экономики России в 1992–1993 годах Андрей Нечаев, так оценивал проведённые реформы: Гайдар реально спас Россию от голода, хаоса, развала и возможной гражданской войны. Только за это потомки ещё скажут ему великое спасибо.

По мнению академика РАН Александра Некипелова, реализованная в России шоковая терапия привела к созданию убогого квазирыночного мутанта и к хроническому кризису, вызванному дурной последовательностью: Дефицит бюджета — сокращение государственных расходов — спад производства и разрастание неплатежей — сокращение налоговых поступлений — дефицит бюджета.

Бывший сотрудник МВФ, экономист Олег Гаврилишин на основе сравнения результатов рыночных реформ в разных странах утверждает, что в странах, где реформы были радикальными, в конце концов утвердился либерально-демократический строй. Там же, где изменения проводили постепенно, болезненные социальные последствия ощущались сильнее, а государства захватили небольшие группы сверхбогачей-олигархов. Россию он отнёс к группе, где шоковая терапия была прервана.

Проблема шоковой терапии в РФ

Профессор Сергей Шенин, доктор исторических наук, считает одной из причин краха шоковой терапии в РФ отсутствие денежных вливаний со стороны Запада — США и МВФ: К концу 1993 года только $4 млрд из двух обещанных пакетов в $24 млрд и $28 млрд дошли до России.

Оценка стратегии шоковой терапии в России

Джеффри Сакс констатировал, что стратегия шоковой терапии для России могла сработать как в Польше только при очень благоприятном сценарии: принятии полного пакета мер, своевременной денежной помощи в стабилизации рубля и приостановке выплат по внешнему долгу.

Большая разница между Польшей и Россией заключалась в том, что правительство США рассматривало Польшу как союзника, а Россию — как антагониста, — считает экономист. Кроме того, Сакс обвинил руководство РФ в служении олигархам: Они сочли, что дело государства — служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее.

Позиция Егора Гайдара

Сам Егор Гайдар в интервью изданию Полит.ру говорил, что хотел предпочесть постепенные реформы и даже со своей командой подготовил такой план в 1985 году, но его не приняли: А к 1991 году дошло до полномасштабной экономической катастрофы, банкротства страны, и развала потребительского рынка. К этому времени говорить о градуалистских (постепенных. — Прим. Секрета) реформах по китайско-венгерской модели могли только клинические идиоты.

Факт

В 1991 году, до начала шоковой терапии, средняя зарплата в СССР составляла около 300 рублей, что примерно соответствовало трём прожиточными минимумам. Восстановить такой уровень доходов удалось только через 15 лет.

Происхождение термина

Шоковой терапией в медицине называют довольно болезненный, если не сказать варварский, метод лечения электрическим током (современное название — электросудорожная терапия, ЭСТ). Используется в психиатрии и неврологии для лечения эпилепсий, тяжёлых депрессий, маниакальных расстройств.

Суть терапии сводится к пропусканию тока через головной мозг пациента с помощью наложения электродов на голову. Это вызывает большой судорожный припадок. ЭСТ во многих странах применяется только после того, как более щадящие методы лечения оказались исчерпаны либо неэффективны.

Статью проверила

Кирсанов Роман Геннадиевич – старший научный сотрудник Института российской истории РАН, кандидат исторических наук.

Реформа управления народным хозяйством в СССР

С 1957 года в СССР началась реформа управления народным хозяйством. Начало этой реформы было положено инициативой Н.С. Хрущева, первого секретаря ЦК КПСС и предшественника А. Н. Косыгина на посту главы правительства с 1958 года. Основная цель реформы заключалась в переходе от централизованной отраслевой системы управления к децентрализованной и территориально распределенной.

Начало реформы

Двумя годами ранее была начата реорганизация плановых органов, в результате которой в мае 1955 года Госплан СССР был разделен на два ведомства: Госплан СССР и Госэкономкомиссию. Госплан СССР занимался подготовкой пятилетних и долгосрочных планов развития отраслей экономики и разработкой программ модернизации транспортной и энергетической систем. Госэкономкомиссия занималась текущим планированием народного хозяйства.

Создание новых органов управления

В 1957 году Госэкономкомиссия была упразднена, а в феврале 1959 года был создан Государственный научно-экономический совет Совета министров СССР (Госэкономсовет СССР). Этот орган взял на себя разработку проблемных вопросов народно-хозяйственного развития страны, включая совершенствование планирования, размещение производительных сил, развитие отдельных регионов, расчеты материальных, топливных и трудовых балансов.

Проблемы и вызовы

Хотя были достигнуты значительные успехи в области науки и техники, такие как запуск первого спутника и полет первого космонавта, система управления экономикой оказалась недееспособной. Ускоренное развитие атомной энергетики и тяжелой промышленности срывало планы развития легкой и пищевой промышленности. Сельское хозяйство также столкнулось с проблемами из-за некомпетентных действий чиновников.

Заключение

Реформа управления народным хозяйством в СССР была сложным и многогранным процессом, который стал отправной точкой для дальнейших изменений в экономике страны. Важно учитывать опыт прошлого при разработке современных стратегий управления.

В статье харьковского профессора (вышедшей, напомним, в «Правде» в 1962 г.) предлагалось ограничить число утверждаемых предприятию плановых показателей заданиями по объему и номенклатуре продукции и срокам поставки. На основе полученного задания предприятия должны были самостоятельно составлять итоговый план, в том числе рассчитывать рост производительности труда, фонд заработной платы, снижение себестоимости продукции, направлять капиталовложения в модернизацию. В итоге должно было улучшиться качество низового планирования, поскольку «резервы лучше всего знает и может вскрыть только само предприятие».

Чтобы побудить предприятия задействовать свои резервы и стремиться к наращиванию планов, предлагалось для отраслей и групп предприятий, находящихся примерно в одинаковых естественных и технических условиях, утверждать плановые нормативы рентабельности на длительный период. В зависимости от достигнутого уровня рентабельности устанавливались размеры поощрения коллективов предприятий. Если план рентабельности не выполнялся, предприятие получало поощрение исходя из фактической рентабельности. При несоблюдении заданий по объему, номенклатуре и срокам поставок предприятие лишалось права на премирование.

Отчисления от прибыли направлялись в фонд поощрения, который, как подчеркивал Либерман, должен был стать единственным источником всех видов премий. Вводилась шкала поощрений за рентабельность. В случае перевыполнения плана предприятие должно было направлять в премиальный фонд отчисления от прибыли не с фактического процента рентабельности, а из расчета средней ставки между плановой и фактической рентабельностью.

В статье особо подчеркивалось, что управление основными факторами экономического развития – ценами, финансами, капиталовложениями, пропорциями в сфере производства, распределения и потреблениями и пр. – останется в руках центральных ведомств.

Таким образом, Либерманом была сформулирована очень важная проблема – как заставить руководство предприятия выкладываться на полную мощность и не придерживать резервы. С этим была связана и другая не менее важная проблема – планирования «от достигнутого уровня». В то время перевыполнение плана в отчетном году за счет «вскрытия» резервов выливалось в увеличение плана на следующий год. Чтобы не допустить невыполнения нового плана и перевода в разряд отстающих, «передовым предприятиям» было необходимо трудиться еще напряженнее и где-то выискивать все новые резервы, что в условиях жесткого лимитирования ресурсов (вследствие дефицита сырья и материалов) было маловыполнимой задачей. В итоге, как показывала практика, плохо работающие предприятия получали облегченные планы, а эффективные – наоборот, более напряженные задания. Поэтому главной задачей директора предприятия было получить «хороший» план. Либерман же хотел, чтобы борьба за «хороший» план сменилась борьбой за высокие производственные результаты.

Решить эти задачи предлагалось за счет подбора оптимального количества и состава директивно планируемых показателей и усиления роли прибыли и рентабельности в качестве стимулирующих факторов. К этому и сводились все новации Либермана.

По нашему мнению, Либерманом была предложена весьма идеализированная управленческая модель плановой экономики, в которой предприятия неизменно стремятся максимально повысить производительность труда и снизить себестоимость, обеспечивают наиболее оптимальную загрузку производственных мощностей и не завышают искусственно нормы расходов сырья и материалов. В такой ситуации совнархозам оставалось бы в основном заниматься экономическим анализом и давать предприятиям предложения об улучшении тех или иных показателей, которые последние будут охотно учитывать.

Но в действительности (и социалистической, и капиталистической) так не бывает. Наряду с успешными предприятиями могут быть отстающие и убыточные. В рыночных экономиках существует широкий спектр методов решения проблемы убыточных предприятий, включая их банкротство и оздоровление. Советская же плановая система не предусматривала возможность закрытия неэффективных предприятий, располагая значительным арсеналом поддержания их на плаву (бесконечные доплаты и дотации убыточным предприятиям, бесконтрольная выдача безвозвратных кредитов), что было, в свою очередь, серьезным препятствием к внедрению новых принципов управления.

Зададимся вопросом: почему предприятию так необходимо внедрять инновации? В рыночной экономике периодические нововведения и усовершенствования позволяют обеспечить рост эффективности производства, получить дополнительные конкурентные преимущества, упрочить положение на рынке и повысить финансовую стабильность. Нововведения помогают оптимизировать материальные затраты на производство, улучшить систему управления производственными процессами, запустить новую продукцию или усовершенствовать выпускаемую.

Введение долгосрочного норматива рентабельности также вызывает сомнения. К примеру, после модернизации производства увеличиваются мощность оборудования и объем выпуска продукции, повышаются производительность труда и фондоотдача. Соответственно, центральные плановые органы должны будут отслеживать такие качественные изменения в производственных отраслях и оперативно пересматривать нормативы рентабельности.

Обратим еще раз внимание на предлагавшийся перечень обязательных заданий для предприятий: произвести определенный объем продукции с соблюдением требований по номенклатуре и ассортименту, поставить произведенную продукцию конкретным заказчикам в предписанные сроки. Где же здесь возможность для хозяйственного маневра, для раскрытия «творческой хозяйственной инициативы»? Эти задания строго обязательные для выполнения, за их срыв предприятие несет ответственность. А уровень достигнутой рентабельности является лишь условием для премирования трудового коллектива.

Предприятие могло демонстрировать минимальную рентабельность (как говорится, на уровне статистической погрешности) и при этом считаться выполнившим план. Далеко не все предприятия стремились демонстрировать высокие результаты. Если предприятие все же хотело выйти в передовики и добиться роста прибыли, ему было вовсе не обязательно увеличивать выпуск продукции или снижать ее себестоимость. Когда позволял технический регламент, можно было применять более дешевые материалы или использовать нормативные допуски стандартов, тем самым снижая качество изделия, но не уменьшая его конечной цены. В условиях товарного голода и отсутствия рыночной конкуренции предприятию оказывалось выгоднее не снижать издержки, а наоборот – идти по пути наименьшего сопротивления и завышать цены. Ведь управленческая модель Либермана не предусматривала заданий по снижению себестоимости.

Первые публичные оценки идей Либермана оказались преимущественно негативными. 25 – 26 сентября 1962 г. в Институте экономики прошло расширенное заседание Научного совета по хозяйственному расчету и материальному стимулированию при Академии наук, который, признав актуальность затронутых проблем, в целом не поддержал концепцию харьковского профессора.

Вот несколько тезисов критиков концепции Либермана. Бывший министр финансов СССР А.Г. Зверев настаивал на том, что существующих форм материального стимулирования (фонд директора) уже достаточно, а оценивать работу трудовых коллективов следует на основе достигнутых производственных показателей, таких как объем реализуемой продукции, производительность труда, использование основных и оборотных средств, материалоемкость, себестоимость продукции.

Либерман стал объектом критики даже в родном институте и был вынужден перейти на работу в Харьковский университет.

В последовавшей почти трехлетней дискуссии принимали участие ведущие советские теоретики и практики. Помимо оппонентов «харьковской системы», во многом справедливо указывавших на ее «узкие места», обозначились группы ее сторонников (среди которых оказалось немало руководителей предприятий и госплановских работников) и так называемых центристов, пытавшихся снять противоречия концепции Либермана и усовершенствовать ее.

Поскольку для проведения экономических экспериментов отбирались преимущественно эффективные предприятия, результаты внедрения новых плановых показателей оказались в целом положительными. Из-за этого сложилось ложное убеждение, что данный опыт можно будет распространить на все советские предприятия.

Часто в качестве альтернативы реформе Либермана-Косыгина рассматриваются проект директора Института кибернетики АН УССР, академика В.М. Глушкова по созданию Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации (ОГАС) и разрабатывавшаяся советскими экономистами-математиками теория оптимального функционирования социалистической экономики (ТОФЭ). Некоторые исследователи настаивают на том, что ОГАС и ТОФЭ не являлись «конкурентами» идеям Либермана-Косыгина и в случае их поддержки со стороны власти могли бы органично вписаться в реформу 1965 г., стать ее дополнениями. Однако альтернативами либо дополнениями они могли рассматриваться лишь в том случае, если бы степень проработки данных концепций была достаточной для того, чтобы объективно оценивать потенциальный эффект от их внедрения.

Вторая альтернатива – ТОФЭ – была направлена на формализацию и ускорение выработки оптимальных решений при обработке первичной информации. В разработку этой теории внесли большой вклад советские экономисты и математики – Л.В. Канторович (первый и пока единственный в России лауреат Нобелевской премии по экономике), В.С. Немчинов, В.В. Новожилов, А.Г. Аганбегян, А.Г. Гранберг, Н.Я. Петраков, Н.П. Федоренко, С.С. Шаталин, В.А. Волконский, В.Ф. Пугачев, Ю.В. Сухотин и многие другие. Суть теории состояла в обеспечении, на основе математического моделирования, наилучшего (оптимального) использования природных, трудовых, производственных и прочих ресурсов для достижения объективных целей общества. Проще говоря, ТОФЭ пыталась описать плановое хозяйство как систему принятия оптимальных решений и формирования наиболее эффективного плана, исходя из критерия общенародного благосостояния.

Оба эти варианта не были поддержаны властью, так и оставшись институтскими проектами. Проект ОГАС был не только дорогостоящим, но и очень сложным в организационном плане, сопоставимым с реализацией космической и атомной программ. Кроме того, он создавал немалые «трудности» для чиновников и хозяйственных руководителей (главным образом, вовлеченных в теневую экономику), поскольку, помимо многократного ускорения передачи и обработки экономической информации, его реализация способствовала бы повышению качества принимаемых решений за счет минимизации приписок, бюрократической волокиты и злоупотреблений должностными полномочиями. Движение продукции, сырья и финансовых средств становилось более «прозрачным», отслеживаемым в режиме реального времени, что создавало серьезные препятствия для деятельности цеховиков.

Но главное – проект ОГАС был крайне амбициозным. Вычислительные центры следовало оснастить большим количеством современных, высокопроизводительных (для того времени) вычислительных машин, которые предстояло либо закупить за рубежом, либо произвести самостоятельно. Требовалось и сопутствующее оборудование для организации сетей передачи данных в масштабах СССР. Далее – требовалось соответствующее отлаженное программное обеспечение для управления сетевой инфраструктурой и обработки больших массивов данных. Работу 10 тыс. вычислительных центров должны были обслуживать сотни тысяч специально обученных специалистов, включая технический персонал, инженеров, программистов, экономистов-аналитиков и пр., которых было необходимо подготовить в сравнительно короткие сроки. Немаловажный вопрос – сколько времени заняли бы отладка ОГАС и ее полноценный запуск. Кроме того, ОГАС надо было встроить в иерархию органов планирования, обеспечив их скоординированную работу и минимизировав возможные ведомственные конфликты.

Та же амбициозность была присуща и ТОФЭ. С помощью математического моделирования предстояло привести экономику в такое оптимальное состояние, при котором обеспечивается максимально полное и эффективное использование имеющихся производственных ресурсов, а выпуски всех видов продукции согласованы между собой и с конечным потреблением.

Экономическая реформа 1965 г. и ее последствия

Мероприятия экономической реформы 1965 г. достаточно подробно рассмотрены многочисленными исследователями, поэтому остановимся только на ее основных положениях. В содержательном аспекте реформа включала в себя два направления преобразований. Первое – исправление ошибок хрущевского правления и возврат с территориального хозяйственного управления и планирования на отраслевое. Второе – продолжение совершенствования методов планирования и управления экономикой и расширение хозяйственной самостоятельности предприятий, но с опорой на результаты научной дискуссии предшествующих лет.

Расширение прав хозяйствующих субъектов выразилось в том, что предприятия обязаны были самостоятельно определять детальную номенклатуру и ассортимент продукции, устанавливать долговременные договорные связи с поставщиками и потребителями, определять структуру управления, численность работников, размеры материального поощрения. За невыполнение договорных обязательств предприятия подвергались финансовым санкциям.

Работа предприятия оценивалась по показателям прибыли и рентабельности. За счет прибыли предприятия получили возможность формировать фонды развития производства, материального поощрения, социально-культурных мероприятий и жилищного строительства. Средства фонда развития производства предприятия могли по своему усмотрению (но в рамках действующего законодательства) направлять на замену устаревшего оборудования, проведение мероприятий по улучшению технологии производства и повышению качества продукции. Тем самым возрастала роль децентрализованных вложений в развитие производства.

Не стоит думать, что перевод прибыли в разряд основных оценочных показателей работы предприятий означал внедрение рыночных элементов в советскую экономику. При капитализме прибыль – это то, ради чего открывают бизнес и вкладывают в него силы, знания и деньги. Прибыль является отражением экономической деятельности компании в денежном эквиваленте. Это показатель качества, популярности и успешности продаж продукции, характеристика положения компании на конкурентном рынке. Полученная прибыль направляется на расширение бизнеса, улучшение условий труда, поощрение владельцев бизнеса, топ-менеджеров и работников.

В рыночной экономике все наоборот. Прибыль является основным источником текущего и долгосрочного развития компании, выступает индикатором ее конкурентоспособности, гарантом выполнения обязательств перед кредиторами. Это не просто оценочный показатель, это главный фактор увеличения рыночной стоимости компании. Наконец, прибыль составляет основной интерес собственника, поскольку она обеспечивает прирост капитала и расширение бизнеса.

При социализме у администрации предприятия такой интерес отсутствует: предприятие и все средства производства находятся в общенародной (государственной) собственности. Прибыль также «принадлежит всему обществу». Предприятие может не достигать самоокупаемости, даже являться планово-убыточным, но оно все равно сохраняет свое место в «экономике дефицита», поскольку межотраслевая и внутриотраслевая конкуренция отсутствует или слаба. Как правило, убыточность того или иного предприятия была связана с тем, что оно не рассматривалось руководящими органами в числе приоритетных при финансировании либо цены на его продукцию удерживались государством на заниженном уровне.

В рыночных условиях предприниматель определяет цену, объем и номенклатуру продукции (факторы, которые влияют на величину прибыли) главным образом исходя из соотношения «спроса-предложения». В социалистической, пусть и хозрасчетной, экономике эти факторы определяются преимущественно государством.

Данное нововведение кардинально изменило ситуацию по сравнению со сталинским периодом. Сложившаяся в 1930-е годы экономическая система, в силу скудности ресурсов и особенностей коммунистической идеологии, нацеливала предприятия не на максимизацию прибыли (которая считалась капиталистическим пороком), а на снижение производственных издержек. Прибыли не придавалось планового значения. Предприятиям сверху спускались указания о том, где закупить сырье и материалы, какую продукцию и в каком количестве произвести и кому ее поставить. Поскольку «сверху» гарантировался сбыт продукции, то, соответственно, обеспечивалась и заработная плата. В этих условиях у предприятия оставалась очень ограниченная свобода действий – произвести больше или дешевле. За это выплачивалась премия. Таким был хозрасчет 1930-х годов, сочетавший централизованные плановые задания и некоторую долю самостоятельности предприятий. Такой метод ведения хозяйства и управления было бы правильнее назвать народно-хозяйственным хозрасчетом: предприятие-смежник может показывать нулевую рентабельность, поскольку оно поставляет предприятию-изготовителю комплектующие изделия по минимальной цене, едва превышающей себестоимость, но предприятие-изготовитель в итоге выпускает высокорентабельную продукцию. Тем самым рентабельным оказывается все народное хозяйство страны.

По новым правилам, прибыль становилась планируемым показателем и напрямую зависела от себестоимости продукции: чем выше производственные издержки, тем выше прибыль. Предприятиям стало невыгодно внедрять технические и организационные новшества. Поскольку роль централизованных вложений сократилась, предприятие, желавшее построить для своих сотрудников дом отдыха или детский сад, должно было иметь стабильные фонды, а для этого требовалась стабильная прибыль, обеспечить которую можно было, завышая расходы на производство.

В качестве причин торможения реформы Косыгина можно привести и другие факторы: события в Чехословакии в 1968 г., заставившие партийные круги в СССР прекратить попытки обновления социализма; нежелание министерств подстраиваться под хозрасчетные принципы работы предприятий; бюджетные проблемы, вызванные завышенной величиной фондов предприятий; неготовность части хозяйственных руководителей работать «по-новому», в условиях расширенной самостоятельности и, как следствие, повышенной ответственности. Главное же – уже отмеченное осознание партийными и министерскими руководителями необходимости тех или иных политических перемен по мере углубления экономической реформы.

Тем не менее на протяжении 1970-х годов совершенствование механизмов управления считалось одним из узловых вопросов экономической политики. Обсуждение этого вопроса происходило на самых разных уровнях, принимались различные директивы, но исполнялись они медленно и непоследовательно.

Было обращено внимание на банковскую систему, которая за счет более широкого использования финансово-кредитного механизма должна была способствовать интенсификации производства и ускорению технического прогресса. Перед Стройбанком СССР была поставлена задача добиваться усиления роли кредитования и системы финансирования в повышении эффективности капитальных вложений. Но в итоге увеличение кредитования коснулось преимущественно промышленности группы «А». Как следствие, доля тяжелой индустрии в общем промышленном производстве продолжала возрастать. Получалось, что промышленность работала сама на себя, многократно перерабатывая сырье и энергию и все более отрываясь от потребительской сферы. Банковская система становилась заложницей своей кредитной политики и только усиливала диспропорции в промышленном секторе.

Постановление 1979 г. представляло собой достаточно объемный документ, который вобрал в себя многие предложения отечественных экономистов, занимавшихся разработкой проблем совершенствования планирования и материального стимулирования производства, научно-технического прогресса и повышения качества продукции. С одной стороны, при подготовке этого нормативного акта учитывались накопленный, в том числе негативный, опыт и выявившиеся особенности развития советской экономики. С другой стороны, это была компиляция нередко противоречащих друг другу и не проверенных на практике предложений, которые было трудно объединить в систему. Документ недвусмысленно указывал на необходимость и дальше усиливать плановые начала в экономике. По сути, это была очередная попытка реформировать, а точнее говоря – подкорректировать существующую экономическую систему без каких-либо радикальных изменений.

Экономическая реформа 1965 г. неразрывно связана с именами двух людей – Е.Г. Либермана и А.Н. Косыгина. Евсей Григорьевич Либерман стал «первопроходцем» в развертывании серьезнейшей научной дискуссии советского периода (это был спор о пути развития страны), его идеи прозвучали в докладе Косыгина на сентябрьском пленуме 1965 г. и составили основу принятых решений. Алексей Николаевич Косыгин как глава правительства отвечал за подготовку и реализацию этой реформы и поэтому несет ответственность за ее результаты. Известно, что ему приходилось преодолевать стойкое сопротивление консервативного большинства в Политбюро и ЦК КПСС, что не могло не сказаться на эффективности внедрения экономических новаций. Но и сам председатель Совмина не был революционером в экономике. Он хорошо понимал «границы дозволенного» и не ставил целью кардинальную смену парадигмы экономического развития. Речь шла о максимально допустимом расширении самостоятельности хозяйствующих субъектов в рамках все тех же директивных методов руководства экономикой.

Инициаторы преобразований исходили, в принципе, из правильного понимания ситуации: плановая система не справляется с усложнившейся структурой экономики, эффективность производства падает, технические новшества внедряются медленно, страна все больше отстает от научно-технического прогресса. Ими была поставлена крайне непростая задача: заставить предприятия работать эффективнее, внедрять новые технологии и производить современную и качественную продукцию, при этом сохранив централизованную плановую систему и, конечно, не производя никаких политических преобразований. При таких исходных условиях говорить о сколько-нибудь серьезном внедрении рыночных элементов в советские экономические реалии не приходилось. Целью было усовершенствовать плановую систему, подобрав оптимальные плановые показатели. Попутно предстояло решить ряд задач, связанных с перестройкой кредитного механизма и порядка розничного ценообразования, совершенствованием методов обработки экономической информации и т.д. Никаких революционных изменений не предполагалось.

Однако перестройка плановой системы в соответствии с концепцией Либермана-Косыгина оказалась неэффективной, усилив затратный характер советской экономики и обострив проблему дефицита. Выход виделся в анализе причин «пробуксовки» реформы, корректировке ее основных положений и выработке новых решений. Но политическое руководство страны, по всей видимости, боясь повторения «хрущевского» опыта с управленческими и хозяйственными экспериментами, решило попросту свернуть преобразования.

Из этого, однако, не следует, что реформа оказалась неудачной. С позиции сегодняшнего экономического мышления можно долго указывать на недостатки той реформы и сетовать на ее быстрое свертывание. Но если объективно оценивать тогдашние идеологические ограничители и политические преграды, состояние научной экономической мысли, реалии хозяйственной жизни, настроения и цели политических элит, прочие аспекты социально-экономической действительности, то можно сказать, что эта реформа вполне соответствовала логике своего времени. Тем более что на протяжении 1970-х годов экономика СССР, хотя и затухающими темпами, но продолжала расти, в то время как экономика ведущих стран Запада в результате циклического кризиса перепроизводства 1974 – 1975 гг. оказалась втянута в длительный структурный кризис. Это позволяло правящей компартии уверенно заявлять о преимуществах советской системы хозяйства перед капиталистической и не замечать нарастание застойных явлений в экономике.

Можно полагать, что если бы власть проявила достаточно политической воли, и реформирование, пусть и медленно, продолжалось в направлении совершенствования хозрасчетных отношений, это позволило бы облегчить наиболее застойные экономические явления, прийти к пониманию необходимости снижения ограничений на экономическую активность и, в конце концов, обеспечить планомерное и системное движение к эффективной и перспективной экономической модели.

1. «Правда». 09.09.1962. № 232 (16108).

2. «Правда». 09.09.1962 года. № 232 (16108).

Базарова Г.В. Прибыль в экономическом стимулировании производства. М. 1968.

Бирман И.Я. Я – экономист. Новосибирск. 1996.

Каценеленбойген А. Советская политика и экономика. Книга третья. США. 1988.

Лазарева Л.Н. Экономическая реформа 1965 года: предпосылки, ход, итоги. М. 2021.

Лисовицкий В.Н. Евсей Либерман – идеолог «косыгинской» хозяйственной реформы // Историко-экономические исследования. 2016. Т. 17. № 3. С. 433-452.

Мау В. Перестройка: теоретические и политические проблемы экономических реформ // Вопросы экономики. 1995. № 5. С. 6-29.

Медведев П.А., Нит И.В. Нас унижающий обман // Нит И.В. Реализм в экономике: Работы разных лет. М. 2002. С. 133-139.

Некрасов В.Л. Советский экономический реформизм эпохи Н.С. Хрущева: авторитарный реформатор, партийно-государственная система и академическое сообщество // Новый исторический вестник. 2017. № 4 (54). С. 71-91.

Организация и планирование машиностроительных предприятий: Учебник для студентов-заочников инж.-экон. ин-тов и фак. / Под ред. д-ра экон. наук проф. Е. Г. Либермана. М. 1960.

Постановление Совета Министров СССР от 21 июня 1971 г. № 413. О некоторых мерах по улучшению планирования и экономического стимулирования промышленного производства. – URL: normativ.kontur.ru/document?moduleId=1&documentId=105337 (дата обращения 15.05.2023).

Постановление ЦК КПСС, Совмина СССР от 4 октября 1965 г. № 729. О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства. – URL: normativ.kontur.ru/document?moduleId=1&documentId=105331 (дата обращения 15.05.2023).

Симонов Н.С. Несостоявшаяся информационная революция: условия и тенденции развития в СССР электронной промышленности и средств массовой коммуникации. Часть I. 1940-1960-е годы. М. 2013.

Ситарян С.А. Уроки будущего. М. 2010.

Ситнин В.К. Из опыта кредитно-финансовых реформ в СССР // Проблемы прогнозирования. 1994. № 6. С. 42-53.

Собрание постановлений СССР. 1979. № 18. Ст. 118.

Черкасов П.П. ИМЭМО. Очерк истории. М. 2016.

Шамин А.Е., Горохов В.А., Суслов С.А. и др. Современные проблемы экономико-математического моделирования как метода исследования экономических явлений // Азимут научных исследований: экономика и управление. 2016. Т. 5. № 4 (17). С. 389-393.

Эпштейн Д.Б. Реформа Косыгина и эффективность социалистической экономики // Альтернативы. 2016. № 1. С. 165-176.

Kuebler J. Soviet economy: incentives under communism. Editorial research reports 1966 (Vol. II) // CQ Researcher. – URL: library.cqpress.com/cqresearcher/document.php?id=cqresrre1966092100 (дата обращения 15.05.2023).

«Основополагающий конфликт» Евгений Примаков

19 лет назад, в январе 1992 года, официально произошла либерализация цен. Почему путь России от плана к рынку оказался таким сложным?

2 января 1992 года формально можно считать началом радикальных рыночных реформ. Именно в этот день 19 лет назад официально произошла либерализация цен. Действия правительства привели к необратимым изменениям, результатом которых стала сегодняшняя Россия.

Гайдаровские реформы начала 1990-х годов стали частью истории. Споры вокруг рыночных преобразований тех лет будут длиться еще не одно десятилетие — так же, как и вокруг реформ Александра II и Петра Столыпина. Экономисты и политологи тоже еще долго будут дискутировать о том, почему столь трудным был путь России от плана к рынку. Разница в том, что бесконечные вопросы перестают быть риторическими.

Один из возможных ответов лежит на поверхности: в России к моменту начала преобразований оказались полностью разрушены политические институты старого режима, в то время как на становление новых требовались долгие годы. В конце 1991 года Россия была страной без границ, вооруженных сил, национальной валюты, таможни, собственных органов государственного управления. Слабость государственных институтов, присущая периоду революции, наложила отпечаток на процесс реализации реформ: и без того тяжелый период перехода к рынку осложнялся политической нестабильностью, что вылилось в невозможность проведения последовательного курса преобразований.

Вместе с тем очевидно, что период экономических реформ усугублялся и просчётами тех, кто отвечал за выработку экономической политики в течение пореформенного десятилетия. Об «ошибках и заблуждениях» реформаторов говорили и писали все кому не лень: от российских коммунистов до американских профессоров экономики. Первые жаловались на то, что так и не получили обещанные «две «Волги», вторые упрекали реформаторов в увлечении вопросами финансовой стабилизации вопреки осуществлению институциональных преобразований. Наивность утверждений и тех и других очевидна. И если последователи вульгарного марксизма-ленинизма в силу своего «бэкграунда» не могли выступить с конструктивной критикой реформ, то американским профессорам, всю жизнь прожившим в стабильных рыночных демократиях, трудно было представить реалии революционного времени. В этой связи встает вопрос, какие же реальные ошибки были допущены при осуществлении реформ?

1. Недостаточно глубокая степень экономической либерализации. Одной из главных заслуг кабинета реформаторов, действовавшего в течение первого года радикальных реформ, была микроэкономическая либерализация. Правительство Гайдара «отпустило» цены, либерализовало внешнюю и внутреннюю торговлю, ввело конвертируемую валюту. Вместе с тем кабинету 1992 года не удалось осуществить столь же глубокую либерализацию, как, например, правительству Лешека Бальцеровича в Польше. Так, не были либерализованы цены на нефть, газ, железнодорожные перевозки, что подогревало инфляционные ожидания. Долгое время существовала разница между ценами в государственной и частной торговле, в легальных и «серых» торговых операциях, а также между ценами в различных регионах. Одним из главных барьеров экономической либерализации стало сопротивление региональных властей, желавших «снимать» административную ренту. Мэры крупных городов уже весной 1992 года начали всячески ограничивать свободу торговли, несмотря на то что она была гарантирована президентским указом — законодательным актом более высокого уровня. Чиновники местных администраций инициировали введение множества лицензий и разрешений, необходимых малым и средним предприятиям для выхода на рынок. В результате граждане получили множество препон предпринимательской деятельности, а низовая бюрократия — огромное поле для мздоимства.

2. Назначение Виктора Геращенко на пост председателя Центрального банка в 1992 году. Практика показывает, что независимость Центрального банка — важнейший фактор поддержания макроэкономической стабильности в странах, имеющих более-менее длинную историю функционирования рыночной экономики. Однако необходимо понимать, что ЦБ должен быть независим не только от правительства, но и от других экономических агентов. В противном случае ЦБ будет действовать в интересах отдельных групп, а не экономики в целом. Это и случилось в России в середине 1992 года, когда у руля ЦБ встал Виктор Геращенко. Будучи руководителем Банка России, он был озабочен чем угодно (спадом в промышленности, взаимозачётами между предприятиями и т. д.), но только не подавлением инфляции. Масштабные эмиссии, осуществлявшиеся ЦБ, стали главной причиной гиперинфляции 1992-1994 годов. В результате на подавление инфляции у России ушло 5 лет, в то время как у Польши, по сути, полгода. За «отвязность» руководства ЦБ в первые три года реформ Россия заплатила слишком высокую цену.

3. Банкротство чековых инвестиционных фондов (ЧИФов). Одним из финансовых институтов, созданных во время ваучерной приватизации, стали чековые инвестиционные фонды. ЧИФы принимали ваучеры от граждан, а затем обменивали их на акции новоиспеченных АО. После завершения приватизации ЧИФы должны были стать паевыми инвестиционными фондами, которые получали бы дивиденды от акций российских АО и распределяли их между вкладчиками. Однако в реальности эта схема не заработала: во втором полугодии 1994 года большинство ЧИФов разорилось, а их вкладчики остались с носом. Здесь нельзя всё сваливать на ошибки идеологов приватизации. Безусловно, одной из причин банкротства ЧИФов стало ограничение обмена ваучеров на акции предприятий: не более 5% приватизационных чеков, находившихся в собственности ЧИФа, можно было вложить в акции одной компании. В этой связи чрезвычайно ограниченным оказался круг лиц, сумевших получить акции прибыльных компаний. Вместе с тем в середине 1990-х большинство российских предприятий (в том числе металлургического и нефтегазового сектора) были убыточными, поэтому для успеха ЧИФов не было фундаментальных предпосылок.

4. Излишне долгое сочетание мягкой бюджетной и жесткой кредитно-денежной политики в 1994-1998 годах, что стало главной причиной дефолта. Наглядным уроком кризиса 1998 года было то, что экономика не может быть устойчивой в государстве, которое пытается компенсировать мягкость бюджетной политики (рост бюджетных расходов при слабой способности собирать налоги, бюджетный дефицит) жесткостью денежной политики (поддержанием курса рубля в рамках валютного коридора). Макроэкономическая политика государства должна быть сбалансированной.

Если бы этих ошибок не было, скорее всего, переходный период был бы менее сложным; возможно, эффект от реформ сказался бы несколько раньше. Вместе с тем очевидно, что даже в этом случае Россия не стала бы страной принципиально отличной от той, которой она является сейчас. Так или иначе, в 2000-е годы Россия пожинала плоды рыночных преобразований 1990-х: экономический рост, начавшийся в 1997 году и прерванный кризисом 1998 года, восстановился сразу после дефолта и продолжался в течение последующих 10 лет. Именно благодаря реформам 1990-х годов правительству на рубеже веков удалось стабилизировать финансовое и внешнеэкономическое положение страны, что сыграло важную роль в повышении уровня жизни миллионов российских граждан.

Автор — научный сотрудник лаборатории институциональных проблем Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара

В январе 1991 года в Советском Союзе провели денежную реформу. Она лишила людей сбережений, но не решила проблем государства, ради которых ее затеяли.

22 января 1991 года в 21:00 по центральному телевидению СССР зачитали указ президента, который прекращал хождение банкнот номиналом 50 и 100 ₽ образца 1961 года. Их предстояло обменять на новые деньги.

Указ вступал в силу 23 января. То есть людям фактически не оставили времени распорядиться своими накоплениями: сберегательные кассы и магазины вечером уже закрылись. А обмен старых банкнот на новые должен был состояться до 25 января, то есть за 3 дня. При этом обменять можно было не больше 1000 ₽. Люди, которые не успели или не смогли обменять или потратить деньги, лишились сбережений.

Мы прочитали несколько книг историков и экономистов, чтобы разобраться, зачем понадобился этот финансовый маневр и к чему он привел.

Пять ошибок рыночных реформ в россии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *